Лингвистическая гипотеза сепира-уорфа: основные положения и примеры

Чтобы ухватить мир как целый, мы вынуждены его конструировать в языке и мышлении.

Означает ли это, что носители разных языков действительно проживают разные миры? Эдвард Сепир, а затем Бенджамин Ли Уорф в 30-е годы XX века ответили утвердительно, предложив гипотезу лингвистической относительности.

Ей суждено было сыграть огромную роль в исследовании проблем взаимосвязи языка и сознания. Concepture публикует статью о гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа.

Вероятно, никто не станет спорить с тем, что при определенных усилиях мы можем выучить другой язык. Но будем ли мы думать на нем? И более того, будем ли мы воспринимать мир так же, как те, кто вошел в этот язык с рождения?

Вопрос становится более запутанным, если мы представим себе языки с отличающейся структурой – например, тональные азиатские языки или индейские (америндские) языки, в которых обнаруживаются весьма оригинальные представления о пространстве и времени, об описании отношений и атрибуции предметов.

В самом деле, антропологами описаны языки, не знающие цветов и чисел, будущего времени. И наоборот, есть языки, где невозможно что-либо сказать без уточнения, насколько хорошо ты это знаешь, или различающие больше сотни родовых групп (вместо мужского, женского, среднего).

Необычные примеры языков, равно как и странности нашего собственного поведения в связи со словами, заставили специалистов ХХ века поставить вопрос о том, насколько сильно язык влияет на мышление.

Все мы вышли из Гумбольдта

Как и любое научное предположение, гипотеза Сепира-Уорфа появилась не на пустом месте. Ей предшествовала традиция изучения языка и как формальной системы знаков, и как фактора, влияющего на процесс познания. В лингвистике важную попытку осмыслить формирующую роль системы языка по отношению к мышлению предприняли немецкие мыслители XVIII века Иоганн Гердер и Вильгельм Гумбольдт.

Гердер считал, что язык формирует и, следовательно, в некотором роде ограничивает мыслительный процесс. Мы мыслим при помощи языка, так как мыслить значит, в первую очередь, «говорить про себя (не вслух)». Поэтому каждый народ говорит так, как он мыслит, и мыслит так, как он говорит. По Гердеру, язык – не только орудие, но и «шаблон науки», её «формирующий творец».

Если Гердер говорит о языке как о «зеркале народа», то в работах Гумбольдта и представителей неогумбольдтианского направления такая постановка вопроса постепенно превращается в идеалистическую концепцию языка.

Язык есть проявление деятельности «духа народа».

От Гердера Гумбольдт воспринял и тезис о мировоззрении, содержащемся в каждой языковой системе, а также представление о языке как о творческой силе, формирующей способ мышления членов данной языковой группы или народа.

На воззрения Гумбольдта повлияли идеи из ранних произведений Канта и Гегеля, поэтому в его философии языка столь сильно подчеркивается субъективный фактор в познании, активная роль языка в познавательной деятельности людей. В частности, Гумбольдт утверждает:

«Совокупность доступного познанию лежит, как поле, обрабатываемое человеческим духом, между всеми языками и независимо от них, посредине; человек может приблизиться к этой чисто объективной сфере не иначе, как посредством свойственных ему способов познания и чувствования, то есть субъективным образом».

Согласовывая эту мысль с тезисом о единстве языка и мышления, Гумбольдт пытается выяснить специфическую роль языка в создании человеком картины мира.

Он утверждает, что отдельные элементы языка означают не сами предметы, а понятия, которые образовываются в процессе языкотворчества.

Из впечатлений, получаемых от внешней среды, человек (или народ) с помощью языка творит свой особый мир, объективирующийся в этом языке. Внешняя действительность преломляется в языке народа. Гумбольдт пишет:

«Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов…

Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком.

По пути, проторенном Гумбольдтом, пошли многие лингвисты, образовав неогумбольдтианскую школу, которая продолжила разрабатывать идеи своего учителя. В русле концепции Гумбольдта свое движение начали и авторы гипотезы лингвистической относительности Сепир и Уорф.

Основные положения гипотезы

Основным преимуществом гипотезы Сепира-Уорфа по сравнению с концепцией Гумбольдта некоторые считают то, что её можно попробовать научно проверить – как эмпирическими методами, так и путем её логического анализа. Научные методы проверки гипотезы лингвистической относительности можно разделить на прямые и косвенные.

К прямым методам относятся исследования в области этнолингвистики, изучающие соотношение языка, мышления и национальной культуры различных народов, особенно тех, чья культура не подверглась современному воздействию. К косвенным методам проверки относятся психолингвистические исследования, которые ставят своей целью установление отношений между использованием данного языка и конкретным поведением людей.

Наиболее полно эту мысль впервые выразил представитель американской науки о языке Эдуард Сепир, а Бенджамин Ли Уорф попытался наполнить идею конкретными подтверждениями, полученными из исследований языка индейского племени хопи. Теоретическое обобщение этих мыслей и называется гипотезой Сепира-Уорфа, или гипотезой лингвистической относительности. На каких же положениях держится гипотеза? В её основу легли две идеи.

Идея 1. Язык – продукт общества, и мы воспитываемся и мыслим в определенной лингвистической системе с детства. Мы не можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка.

Язык – не просто средство разрешения частных проблем общения и мышления, но наш «мир» строится бессознательно на основе языковых норм.

Мы видим, слышим и воспринимаем те или другие явления в зависимости от языковых навыков и норм своего общества.

Идея 2. В зависимости от условий жизни, от общественной и культурной среды, различные группы могут иметь разные языковые системы. Не существует двух похожих языков, о которых можно было бы утверждать, что они выражают ту же самую действительность.

Миры, в которых живут общества, – это различные миры, а не просто один и тот же мир, к которому приклеены разные этикетки.

Другими словами, в каждом языке содержится своеобразный взгляд на мир, и различие между картинами мира тем больше, чем больше различаются между собой языки.

Или если выразить это предельно коротко: взаимодействуя с одной и той же действительностью, мы членим её по-разному, так как изначально определены языковой системой, предписывающей определенное членение.

Мы сталкиваемся с этими различиями в членении и конструировании реальности, встречая необычные слова, которые в нашем языке требуют развернутого описания.

Например, это датское «хюгге», португальское «саудади», изобретенное Кольриджем «серендипити», немецкое «драхенфюттер», гэльское «ладравила», японское «моно но аваре», финское «калсарикяннит» и многие другие. Даже обладая одинаковым телом, человек в разных языках по-разному делит его на части. Об этом свидетельствует и Уорф:

«Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком.

Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию».

Без этой структуры, ограничивающей наше представление о мире, любой полученный опыт был бы бессвязным набором данных, мало помогающим в ориентации в мире. Поэтому Сепир называет язык самобытной и творческой символической системой, которая и определяет наш опыт.

Сепир находит много общего между языком и математической системой, которая, по его мнению, «регистрирует наш опыт, но только в самом начале своего развития, а со временем оформляется в независимую понятийную систему, предусматривающую всякий возможный опыт в соответствии с некоторыми принятыми формальными ограничениями». Сепир буквально именует это тиранией языка, навязывающего нам определенную ориентацию в мире. Здесь речь идет не о творении языком картины действительности, а об активной роли языка в процессе познания, о его эвристической функции, о его влиянии на восприятие действительности и, следовательно, на наш опыт.

Развивая и конкретизируя идеи Сепира, Уорф решает проверить их на конкретном материале, а знакомство с культурой хопи дает ему такую возможность.

В результате своих исследований Уорф делает радикальный вывод: принцип относительности гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем.

Детерминизм или относительность?

Стоит отметить, что Уорфа интересовали не только необычные языки, но и то, как наш собственный влияет на человеческое поведение. Языковая привычка может оказаться не такой уж безобидной – об этом он знал на собственном опыте.

Уорф, работая инспектором в страховой компании, заметил, что, несмотря на запрещающие надписи, работники склада курят и бросают окурки там, где написано «Empty gasoline tanks» (но почти никогда не ведут себя так возле надписи «Full gasoline tanks»).

Он предположил, что слово «empty» (пустой) заставляет людей забыть о том, что что пары бензина в опустошенных баках весьма пожароопасны.

Это и многие другие суждения Уорфа сделали гипотезу лингвистической относительности весьма убедительной и популярной. Она стала широко обсуждаться в рамках исследований, касающихся языка и мышления. Однако вскоре обнаружилось, что гипотеза состоит из двух утверждений. Или, как считают некоторые, возможны две формулировки (сильная и слабая) для этой гипотезы. В самом деле, можно сказать, что группы людей, говорящих на разных языках, по-разному постигают мир. Этот тезис можно назвать идеей лингвистической относительности или слабой версией гипотезы. Но ряд исследователей пошли дальше, утверждая, что язык является основной причиной подобных различий. А это уже идея лингвистического детерминизма или сильная версия гипотезы.

Пожалуй, разницу между ними удобно проиллюстрировать на вышеупомянутом примере. Опираясь на первое суждение, мы могли бы утверждать, что носители другого языка будут не столь халатны.

Можно даже экспериментально проверить это на тех, чей язык более четко разделяет слова, означающие «пустоту» (отсутствие) и «опустошенность» (наличие следов присутствия).

Если же мы уверены в правомерности второго подхода, то мы бы стали утверждать, что именно семантика английского слова «empty» является главной причиной невнимательности людей, а прочие факторы – например, неосознанное подражание другим курильщикам, незнание физики или отсутствие контроля – не имеют никакого значения.

Несмотря на то, что идея, согласно которой причины многих явлений и особенностей людей коренятся в языке, как кажется, обещает бóльшую ясность, на деле всё несколько сложнее. Ведь каждый исследователь – уже носитель какого-то языка, а значит, возможность объективного научного знания попросту недостижима. Под большим вопросом оказывается и любой культурный и языковой перевод.

Мнения «за» и «против»

Гипотеза Сепира-Уорфа быстро получила распространение среди научной общественности середины ХХ века. У неё появились решительные и восторженные сторонники и вместе с тем – не менее решительные противники.

Ученики и последователи Уорфа пошли по пути пересмотра теории, дабы вычленить наиболее рациональные идеи. Они выделили два разных аспекта языка, влияющих на познание. Первый – это словарь языка, та лексическая база, которая классифицирует мир, ограничивает то, что можно легко назвать (например, сколько есть базовых названий для цветов в языке).

Критики гипотезы тоже отмечали ценность высказанных идей, хотя и в целом ряде направлений этнографической и лингвистической науки слово «релятивист» стало чуть ли не оскорблением.

В конечном счете, именно Уорф стал популяризатором вопросов об относительности и несоизмеримости языковых картин мира.

Критики Уорфа и его сторонников отмечали, что те слишком часто спекулируют критериями соизмеримости, понимая под ними только «полную соизмеримость», а точнее – её недостижимость.

Однако, как замечает американский когнитивный лингвист Джордж Лакофф, при выполнении одного из нескольких критериев мы получаем частичную соизмеримость, а значит и возможность понимания и/или перевода.

Например, в языке микстек нет предлогов, а используется образ тела: вместо привычных «на коврике», «на ветке», «на крыше дома» они буквально говорят «лицо-ковер», «рука-дерево», «спина-дом».

Очевидно, носитель русского с большим затруднением сможет создавать такими конструкциями (например, «на столе» – это на его спине или на лице?), а вот привыкнуть понимать их – несложно.

«Своими отрицательными выводами мне не хотелось бы создать впечатление о том, что работы Уорфа не представляют большой ценности. Как это часто бывает в истории мысли, самые спорные взгляды оказываются самыми плодотворными. Сами ошибки Уорфа гораздо интереснее избитых банальностей более осторожных ученых».

Надежды на открытие универсальных аспектов культур и языков или общечеловеческих инвариантов многократно подвергались критике в ХХ веке. И гипотеза Сепира-Уорфа внесла огромный вклад в эту деструкцию. Однако, оставляя после себя критическую ясность, она позволила обнаружить и новые закономерности в науках о человеке, очищенные от многих предрассудков и стереотипов.

В оформлении использованы иллюстрации Scott Lyle. На превью – кадр из фильма Дени Вильнева «Прибытие» (2016).

1. Эдвард Сепир – «Грамматист и его язык»
2. Бенджамин Ли Уорф – «Отношение норм поведения и мышления к языку»

Источник: https://concepture.club/post/obrazovanie/teorii-kak-jazyk-vlijaet-na-kartinu-mira-gipoteza-lingvisticheskoj-otnositelnosti-sepira-uorfa

Раскройте основные положения гипотезы лингвистической относительности Э. Сепира-Б. Л. Уорфа

Теория лингвистической относительности была сформулирована в 30-х годах 20 века и получила название «Sapir-Whorf hypothesis», образованное от фамилий ее авторов: Бенджамина Ли Уорфа и Эдварда Сепира.

Основополагателем данной теории считается Бенджамин Л. Уорф, который был этнолингвистом-любителем, специализировавшимся на изучении языков американских индейцев.

Он последовательно разработал основную концепцию гипотезы, опираясь на некоторые идеи Эдварда Сепира, профессионально занимавшегося этнологией и лингвистикой.

Сущность гипотезы лингвистической относительности.

Смысл теории лингвистической относительности Сепира-Уорфа заключается в том, что языковая структура формирует мышление человека и способ познания им реального мира.

Считается, что народы, говорящие на разных языках, имеют различия в восприятии таких фундаментальных категорий окружающего мира как время и пространство, число и количество, понятие собственности и др. Весьма ощутима разница в оценке носителями различных языков реальных явлений и событий.

Особенностью гипотезы является суждение о том, что люди, говорящие на нескольких языках, используют различные способы мышления.

• В соответствии с теорией лингвистической относительности система языка определяет особую классификацию окружающей действительности, мир представляется в виде калейдоскопического потока впечатлений и образов.
• Основными объектами изучения гипотезы являются:
• · восприятие формы,
• · восприятие цвета,
• · осознание причинно-следственных связей,
• · осознание времени,
• · познавательные и мыслительные способности.
• Подтверждения и опровержения теории Сепира-Уорфа.

Раннее подтверждение теории лингвистической относительности было основано на сравнении восприятия носителей английского языка и носителей языка племени американских индейцев навахо.

Исследование системы классификации форм в указанных языках показало, что дети племени навахо употребляли ранжирование предметов по их форме значительно чаще, чем англоговорящие дети.

Объяснялось это тем, что в языке навахо имеется особая грамматическая зависимость глагола и формы предмета, с которым осуществляется действие.

Однако теория лингвистической относительности Сепира-Уорфа получила также опровержение.

Было проведено исследование 78 языков, в результате которого обнаружилось, что люди, говорящие на разных языках и относящиеся к различным культурам, воспринимают цвета практически одинаково.

Некоторые исследователи считают, что полученные результаты нельзя интерпретировать как опровержение гипотезы Сепира-Уорфа, поскольку восприятие цвета обусловлено биологической структурой человеческого зрения и поэтому одинаково у всех людей.

До сих пор специалисты, заинтересованные теорией лингвистической относительности Сепира-Уорфа, продолжают вести спор о достоверности этой гипотезы. В немалой степени этому способствует отсутствие достаточно убедительных доказательств, подтверждающих или опровергающих ее.

Результаты исследований при желании можно воспринимать двояко. Именно поэтому у гипотезы Сепира-Уорфа в настоящее время нет серьезных профессиональных последователей.

Для экспериментальной проверки теории в 1955 году доктором Джеймсом Брауном был разработан искусственный язык «логлан», однако каких-либо существенных результатов получено не было.

Один знаменитый пример, упоминания которого трудно избежать, связан с количеством слов для обозначения снега в разных языках.

Свою главную идею Уорф высказал, в частности, таким образом: «Мы членим природу по линиям, проложенным нашим родным языком», — и назвал её гипотезой лингвистической относительности.

Задание 2.

Сделайте развернутый анализ материаловЧетвертой Всемирной конференции по положению женщинв Пекине в 1995 годукак комплексной стратегии внедрения проблематики равенства полов на все уровни общества.

Четвертая Всемирная конференция по положению женщин состоялась в Пекине в 1995 году. Несмотря на то, что усилия, которые предпринимались начиная с конференции в Мехико в 1975 году, помогли улучшить положение женщин и расширить их доступ к ресурсам, они не коснулись структурной основы неравенства в отношениях между мужчинами и женщинами.

Главным изменением, которое имело место в Пекине, явилось осознание необходимости перенести основное внимание с самих женщин на концепцию гендера, признав потребность переоценки всей структуры общества и всех отношений между мужчинами и женщинами внутри него.

Только путем такой фундаментальной перестройки (реструктуризации) общества и его институтов женщины смогут получить полную возможность занять принадлежащее им по праву место в качестве равных партнеров мужчин во всех сферах жизни.

Эта перемена еще раз ярко подчеркнула тот факт, что права женщин — это права человека и что гендерное равенство (см. Равенство полов) — это всеобщая проблема, от решения которой выигрывают все.

Назрела необходимость поиска путей расширения прав и возможностей женщин для того, чтобы они могли выдвинуть свои собственные приоритеты и ценности в качестве равноправных партнеров мужчин в процессе принятия решений на всех уровнях.

Признание необходимости вовлечения женщин в процесс принятия решений нашло отражение в ходе ряда всемирных конференций, проведенных ООН в начале 90-х годов по различным аспектам развития — окружающей среде, правам человека, народонаселению и социальному развитию. На всех конференциях была подчеркнута важность полноценного участия женщин в принятии решений, и проблемы женщин были включены в планы дискуссий и принятые документы.

В Платформе действий выделены 12 важнейших проблемных областей, в которых сосредоточены основные препятствия на пути прогресса женщин, требующие принятия конкретных мер со стороны правительств и гражданского общества: женщины и нищета; образование и профессиональная подготовка женщин; женщины и здравоохранение; насилие в отношении женщин; женщины в период вооруженных конфликтов; женщины и экономика; участие женщин в работе директивных органов и в процессе принятия решений; институциональные механизмы улучшения положения женщин; женщины и права человека; женщины и средства массовой информации; женщины и окружающая среда; девочки.

Принимая Пекинскую платформу действий, правительства взяли на себя обязательства по эффективному включению гендерного аспекта во все государственные институты, стратегии, планирование и процесс принятия решений (см.

Комплексный подход к проблеме равенства полов). Это означало, что до принятия решений или начала реализации планов всегда необходимо проводить анализ их последствий как для женщин, так и для мужчин (см.

Гендерный анализ).

Основное внимание больше не сосредоточивалось на женщинах и их положении в обществе, а было перенесено на перестройку институтов и процесса принятия политических и экономических решений в обществе в целом.

Поддерживая Платформу действий, Генеральная Ассамблея ООН призвала все государства, структуры ООН и другие международные организации, а также НПО и частный сектор принять меры по выполнению ее рекомендаций.

Государственным (национальным) механизмам, созданным ранее для укрепления статуса женщин, была придана новая функция — центральных координирующих органов по внедрению гендерного компонента во все институты и программы.

За ООН была закреплена ключевая роль по контролю над выполнением положений Платформы действий.

Пекинская конференция имела большой успех как в смысле масштаба и представленности на ней огромного количества стран, так и в плане результативности. Это было самое большое в истории собрание представителей правительств и НПО, на котором присутствовали 17000 делегатов, представители 189 стран. Проводившийся одновременно с конференцией Форум НПО собрал более 47000 участников.

1. В Пекине НПО оказали непосредственное влияние на содержание Платформы действий и, впоследствии, сыграли важную роль, требуя от своих национальных лидеров отчета о выполнении взятых на себя обязательств по осуществлению положений Платформы действий.
2. Задание 3.
3. Опишите и проанализируйте проявления гендерного поведения в сфере политики (на конкретном примере из жизни или на примере из художественной литературы).

Источник: https://megaobuchalka.ru/3/4517.html

36 Ответ Гипотеза "лингвистической относительности" э. Сепира и б. Уорфа

Детерминизм
(от лат, determine — определяю) — признание
причинной обусловленности всех явлений;
согласно лингвистическому детерминизму,
язык определяет (детерминирует) структуру
мышления и способ познания мира.

Убеждение
в том, что люди видят мир по-разному —
сквозь призму своего родного языка,
лежит в основе теории «лингвистической
относительности» Эдварда Сепира и
Бенджамина Уорфа. Они стремились
доказать, что различия между
«среднеевропейской» (западной)
культурой и иными культурными мирами
(в частности, культурой североамериканских
индейцев) обусловлены различиями в
языках.

Например,
в европейских языках некоторое количество
вещества невозможно назвать одним
словом — нужна двучленная конструкция,
где одно слово указывает на количество
(форму, вместилище), а второе — на само
вещество (содержание): стакан воды, ведро
воды, лужа воды.

В
отличие от «среднеевропейского
стандарта», в языке индейцев хопи
названия вещества являются вместе с
тем и названиями сосудов, вместилищ
различных форм, в которых эти вещества
пребывают; таким образом, двучленной
конструкции европейских языков здесь
соответствует однословное обозначение.
С этим связана неактуальность
противопоставления «форма — содержание»
в культуре хопи.

Уорф,
далее, находил связь между тем, как
передается объективное время в системах
глагольных времен в европейских языках,
и такими чертами европейской культуры,
как датировка, календари, летописи,
хроники, дневники, часы, а также исчисление
зарплаты по затраченному времени,
физические представления о времени.
Очевидность ньютоновских понятий
пространства, времени, материи Уорф
объяснял тем, что они д а н ы
«среднеевропейской» культурой и
языком (Новое в лингвистике. Вып.1, I960,
135 — 168).

Однако
доказать вполне эту «удивительно
красивую» гипотезу, как писал о теории
лингвистической относительности Ю. Д.
Апресян, трудно. Об экспериментальном
подходе к гипотезе см. ниже.

Экспериментальные
проверки лингвистического детерминизма*.

В поисках доказательств гипотезы Сепира
— Уорфа часто пишут о различиях между
языками в членении цветового континуума:
в одних языках есть семь основных
(однословных) названий цветов радуги
(например, русский, белорусский), в других
— шесть (английский, немецкий), где-то
— пять, в языке шона (Родезия) — четыре,
в языке басса (Либерия) — два.

Сравнить
эти членения спектра можно так:

русск.	красный	оранжевый	желтый	зеленый	голубой	синий	фиолетовый
англ.	red	orange	yellow	green	blue	purple
шона	clpswuka	clcena	citema	guvlna
басса	ztza	hui

В
одном из экспериментов испытуемым,
говорящим на шона, и носителям английского
языка предлагалось подбирать названия
для различно окрашенных полосок бумаги.
Выяснилось, что цвета, имеющие в родном
языке однословные обозначения,
воспринимаются испытуемыми как «чистые»,
и названия для них отыскиваются быстрее,
чем для цветов, переходных между «чистыми»
красками.

Так,
для желто-зеленой зоны спектра говорящие
на шона подыскивали нужна?

обозначение
Шсепа) быстрее, чем говорящие на
английском, которые были вынуждены
составить сложное обозначение —
yellow-green.

Однако
считать такие результаты доказательством
зависимости познавательных процессов
от лексической структуры языка все же
трудно.

Психологи
приходили к выводу, что в познавательных
процессах в отношениях между языком и
мыслительной деятельностью р е ш а ю щ
е й промежуточной переменной является
активность познающего человека (Коул,
Скрибнер 1977, 65).

Высказывались
предположения, что зависимость мышления
от языка может быть обнаружена скорее
в грамматике, чем в лексике, поскольку
грамматика — это сфера обязательных
значений, «принудительно» и
достаточно рано известных всем говорящим
(на данном языке).

В
языке навахо (Северная Америка) глаголы,
обозначающие разные виды манипуляции
(Врать 1, 'держать в руках 1, • передавать',
'перекладыватб, 'перебирать руками 1 и
т. п.), по-разному спрягаются в зависимости
от формы объекта действия.

Допустим,
говорящий просит передать ему какой-то
предмет.

Бели это гибкий и длинный
предмет, например кусок веревки, то
глагол должен быть в форме А; если предмет
длинный и твердый, например палка, то
глагол ставится в форму В; а если предмет
плоский и гибкий, вроде ткани или бумаги,
то нужна форма С.

Это интересное
грамматическое различие привело
исследователей к предположению, что
дети навахо должны научиться различать
признаки «формы» предмета раньше,
чем дети, говорящие на английском*.

В
эксперименте детям предъявлялись тройки
предметов разного цвета или формы, и
ребенок должен был выбрать из этих трех
предметов два наиболее, по его мнению,
«подходящих» друг другу. Вот
некоторые из таких троек: 1) синяя веревка,
желтая веревка, синяя палочка; 2)желтая
палочка, синяя палочка, синий кубик; 3)
желтый кубик, желтая ткань, синий кубик
и т. д. Дети, говорящие на

навахо,
группировали предметы по форме чаще,
чем дети, говорящие на английском.

По-видимому,
это позволяет признать какое-то влияние
языка на развитие познавательных
процессов. Однако и в группе навахо, и
в английской группе с возрастом
наблюдалось увеличение перцептивной
значимости формы по сравнению с цветом.
Если же в занятиях и играх детей постоянно
использовались игрушки или предметы,
предполагающие учет их формы, то умение
различать форму

В
экспериментах гипотеза Сепира — Уорфа
теряет свою обобщенно-философскую
внушительность. Речь идет уже не о разных
картинах мира, увиденных сквозь призму
разных языков, а об участии языка в
процессах восприятия, запоминания,
воспроизведения. Остается не ясным, как
результаты таких

частных
исследований соотнести с гипотезой
Сепира — Уорфа в целом (подробно см.:
Фрумкина 1980, 198 — 204). Тем не менее вопрос
о степени и характере влияния языка
народа на его культуру продолжает
волновать человеческий ум.

Высокий
уровень содержательности языка, участие
языка в основных познавательных
процессах, тесная связь языка и различных
форм общественного сознания (связь,
которая в отдельных случаях кажется
совершенным сплавом, как, например, в
искусстве слова) •— вот объективная
основа этих непрекращающихся поисков.

В
поисках лингвокультурных соответствий.
Современная лингвистика, обращаясь к
проблеме «язык и культура», стремится
уйти от одностороннего детерминизма и
не решать, «что первично и что вторично»
— язык или культура.

Детерминизм
языка и культуры скорее всего взаимный.
По-видимому, надежнее искать те или иные
корреляции (соответствия) между
структурами языка и культуры, причем
на широком географическом и историческом
пространстве.

В русле таких поисков Б.
М. Гаспаров предложил понятие
«лингвокультурного типа», который
может быть выявлен на пересечении фактов
социальной структуры, бытового поведения,
искусства и особенностей языка (Гаспаров
1977).

В
духе терминологии Уорфа два таких типа
названы автором западноевропейский
стандарт (ЗЕС) и восточноевропейский
стандарт (ВЕС). Языки ЗЕС определяются
Гаспаровым как «реляционные»; для
них характерна четкая граница между
грамматикой и лексикой и более абстрактное
представление информации в высказывании.

По
Гаспаропу, особенности ВЕС согласуются
с его срединным положением между
посточным (азиатским) и западным
лингвокультурными типами. Для культур
западного типа характерны легкость
овладения письмом, доступность восприятия
любых текстов и создания новых текстов.

Это связано с тем, что строй западных
языков хорошо приспособлен к абстрактному
типу передачи сообщения, для которого
несуществен контакт говорящего с
адресатом. Грамматика здесь как бы
моделирует ситуацию написания текста.

Речь строится таким образом, чтобы ее
можно было понять без опоры на конкретную,
непосредственно воспринимаемую ситуацию
общения, она не ориентирована на
конкретного адресата. Абстрактный
характер передачи сообщения выражается
в том, что в таких языках ослаблены
грамматические категории социальной
ориентации (например, категория
вежливости), категории глагольного вида
и способа действия.

Зато грамматически
развиты категории, указывающие на
внешние (временные, пространственные)
координаты сообщаемого события (категории
времени, лица). Восточноазиатскому
(«традициональному») типу культуры,
для которого характерно ограниченное
распространение письменности,
соответствует строй языка, в котором
каждое предложение содержит грамматическую
характеристику ситуации у с т н о г о
общения, где важны все слагаемые
коммуникативного акта: характер контакта
говорящих, их социальный статус и
взаимоотношения, конкретные детали

• протекания
  действия, модальный план и актуальное
  членение предложения.
• Зависимость
  между определенными чертами структуры
  языка и характером письменной культуры
  Гаспаров видит так: обилие звуковых
  чередовании в морфемах (типа друг —
  друзья — дружеский) облегчает вычленение
  фонем, а это способствует раннему
  созданию буквенного письма, которое в
  силу своей простоты (в сравнении с
  иероглифическим письмом) приводит к
  широкому распространению письменной
  культуры.
• 37 ответ: Социолингвистика:
  задачи, цели и методы.
• СОЦИОЛИНГВИСТИКА,
  отрасль языкознания, изучающая язык в
  связи с социальными условиями его
  существования.
• Под
  социальными условиями имеется в виду
  комплекс внешних обстоятельств, в
  которых реально функционирует и
  развивается язык: общество людей,
  использующих данный язык, социальная
  структура этого общества, различия
  между носителями языка в возрасте,
  социальном статусе, уровне культуры и
  образования, месте проживания, а также
  различия в их речевом поведении в
  зависимости от ситуации общения.

Задача
социолингвистики состоит не только в
исследовании отражении в языке различных
социальных явлений и процессов, но и в
изучении роли языка среди соц. факторов,
обусловливающих функционирование и
эволюцию общества. Таким образом,
социолингвистика изучает весь комплекс
проблем, отражающих двусторонний
характер связей между языком и обществом.

Проблемы
социолингвистики. Главные цели
социолингвистики – изучение того, как
используют язык люди, составляющие то
или иное общество, и как влияют на
развитие языка изменения в обществе, в
котором существует данный язык. Эти
цели соответствуют двум кардинальным
социолингвистическим проблемам –
проблеме социальной дифференциации
языка и проблеме социальной обусловленности
развития языка.

Исходная
мотивировка социолингвистики была
отчетливо сформулирована более десяти
лет назад: «…показать систематическую
ковариацию языковой и социальной
структуры, а возможно, и причинную связь
в том или другом направлении».

Вскоре,
однако, стало ясным, что первоначальное
определение было гораздо более
двусмысленным, чем это вначале казалось,
и что имеются по крайней мере два
существенно различных подхода к описанию
социально обусловленного использования
языка.

Первый
из них, собственно именуемый
социолингвистикой, имеет своей целью
включение таких социальных данных,
которые бы усилили модели дескриптивной
лингвистики и придали им более общий
характер, т.е.

этот подход является в
основе своей лингвистическим и связан
с расширением сферы лингвистики за
пределы предложения в направлении к
грамматикам интеракции «говорящего-слушающего».

Мы увидим ниже, что строго социолингвистический
подход оказывается, как ни парадоксально,
«самоликвидирующимся», поскольку его
удачи будут абсолютными, когда он будет
принят как норма всеми лингвистами.

Второй
подход — социология языка — ставит более
широкие междисциплинарные цели:
интеграция языковых и социальных
структур в форме некоторой знаковой
теории, объединяющей лингвистику с
социальными науками через изучение
того, каким образом знаки используются
в контексте социальной жизни. Такое
понимание самой лингвистики предвосхищено
еще соссюровской семиологией, а позже
— попыткой К.

Пайка создать «интегрированную
теорию человеческого поведения». Весьма
широкое определение предложено Р.
Кьолсетом: «Социология языка может
рассматриваться как интегрированный,
междисциплинарный, основанный на
множестве методов и многоуровневый
подход к изучению естественного,
развивающегося в. определенной
последовательности и обусловленного
социальной ситуацией языкового
поведения».

Источник: https://studfile.net/preview/2792732/page:30/

Теория лингвистической относительности Сепира — Уорфа

Гипотеза Сепира-Уорфа (гипотеза лингвистической относительности) — разработанная в 30-х годах ХХ века концепция, согласно которой структура языка определяет мышление и способ познания реальности. Возникла в этнолингвистике США под влиянием трудов Э. Сепира и Б. Л. Уорфа.

СЕПИР (Сэпир) (Sapir) Эдвард (1884-1939) — американский лингвист и антрополог. Родился в Германии. Окончил в 1904 Колумбийский университет, в дальнейшем занимался научной деятельностью. В 1927-31 — профессор Чикагского, с 1931 — Йельского университетов. Член Американской академии искусств и наук (1930), президент Американского лингвистического (1933) и Антропологического(1938) обществ.

Существующие в языке наименования предметов, явлений, событий — суть “звуковые паттерны”, стереотипные формы восприятия, которые, сохраняя устойчивость в культуре, оказывают решающее воздействие на сам процесс формирования человеческих представлений об этих явлениях и событиях и их оценку.

этнолингвистики — этнически ориентированного синхронного анализа языка, выявляющего его роль в культурном формообразовании.

В своей сильной форме теория лингвистической относительности утверждает, что индивиды членят мир на фрагменты, предопределяемые структурой их родного языка. Таким образом, у носителей разных языков ментальные образы одного и того же объекта неодинаковы.

В английском языке есть только одно слово для обозначения снега, в эскимосском их несколько, так что от носителя эскимосского языка требуется различать, о каком снеге идет речь: падающем или лежащем на земле.

Аналогично Уорф доказывает, что грамматические категории, такие, как время или число, также вынуждают говорящих воспринимать мир определенным образом.

В английском языке любой глагол в личной форме обязательно должен содержать показатель времени: например, I sang 'Я пел (прошедшее время)', I sing 'Я пою (настоящее время)', I willsing 'Я буду петь (будущее время)'.

В 1960 году Джошуа Фишман опубликовал всеобъемлющую классификацию наиболее важных способов обсуждения данной гипотезы. В его описании эти различные подходы упорядочены по возрастанию сложности. Уровень сложности, к которому может быть отнесена конкретная версия гипотезы, определяют два фактора.

Первый фактор — какой именно аспект языка находится в поле интереса исследователей, например лексика или грамматика.

Уровни 3 и 4 в действительности ближе всего к оригинальным идеям Сепира и Уорфа, которые касались грамматики и синтаксиса языка, а не его лексики.

Если смотреть с точки зрения классификации Фишмана, наиболее изученной оказывается область лексических различий между языками, которая дает только частичную и самую слабую поддержку гипотезе лингвистической относительности. Такие результаты имеют смысл, поскольку лексика, по- видимому, лишь минимально связана с мыслительными процессами, что может отвечать за некоторую долю скептицизма по отношению к гипотезе Сепира-Уорфа.

Источник: https://studwood.ru/1433953/literatura/teoriya_lingvisticheskoy_otnositelnosti_sepira_uorfa

Гипотеза лингвистической относительности Сепира — Уорфа

Существенный вклад в изучение взаимосвязи языка и культуры внесли исследования середины XX в., которые позволяют сделать вывод, что соотношение языка и культуры чрезвычайно сложно и многоаспектно. В настоящее время в решении этой проблемы наметилось несколько подходов и точек зрения.

Первый подход разработан группой отечественных культурологов, которые считают, что взаимосвязь языка и культуры оказывается движением в одну сторону[1].

По их мнению, если язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, то и язык — простое отражение культуры.

Изменения действительности влекут за собой соответствующие изменения в культуре, что находит отражение в языке. При таком подходе остается открытым вопрос об обратном воздействии языка на культуру.

В рамках второго подхода исследование вопроса взаимосвязи привело к разработке гипотезы лингвистической относительности, создателями которой стали американские лингвисты Э. Сепир и Б. Уорф.

Основу этой гипотезы составляет убеждение, что люди видят мир по-разному — сквозь призму своего родного языка, что язык — это не просто инструмент для воспроизведения мыслей, он сам формирует наши мысли.

Для сторонников этой точки зрения реальный мир существует так, как он отражается в языке: по-разному говорящие люди по-разному смотрят на мир. Но если каждый язык отражает действительность только присущим ему способом, то, следовательно, языки различаются своими «языковыми картинами мира».

О язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа;

О способ познания реального мира зависит от того, на каких языках мыслят познающие его субъекты. «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим языком.

Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они самоочевидны, напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который может быть организован нашим сознанием, а это значит в основном — языковой системой, хранящейся в нашем сознании»[2].

Согласно этой гипотезе, любой предмет или явление становится доступным для нас только тогда, когда ему дается название. Соответственно предмет или явление, не имеющее названия, для нас просто не существует. Сформулировав какое-либо название, мы тем самым включаем новое понятие в ту систему понятий, которая уже существует в нашем сознании.

Иными словами, мы вводим новый элемент в существующую у нас картину мира. Можно утверждать, что язык не просто отображает мир, он строит идеальный мир в нашем сознании, он конструирует вторую реальность, с которой человек имеет дело прежде, чем с предметами реальной действительности. Человек видит мир так, как он говорит.

Поэтому люди, говорящие на разных языках, видят мир по-разному.

В соответствии с гипотезой Сепира — Уорфа реальный мир создается благодаря языковым особенностям данной культуры. Каждый язык имеет собственный способ представлять одну и ту же реальность. В этом процессе все основывается на степени переживаний, которые определяют восприятие и мышление.

Если какой-то объект объясняется системой из нескольких понятий, то это означает, что он имеет важное значение для людей данной культуры. Чем сложнее и разнообразнее совокупность понятий для одного явления, тем оно более значимо и весомо в данной культуре.

И, наоборот, чем явление менее значимо, тем грубее языковая дифференциация. Например, раньше в классическом арабском языке было более 6000 слов, которые так или иначе характеризовали верблюда (окраска, форма тела, пол, возраст, передвижение и т.д.

), но в настоящее время многие из них исчезли из языка, поскольку значение верблюда в повседневной арабской культуре сильно уменьшилось.

Последние подвергают гипотезу резкой критике, обосновывая свои позиции следующими положениями: 1) источником понятий служат предметы и явления окружающего мира.

Любой язык в своем генезисе — результат отражения человеком окружающего мира, а не самодовлеющая сила, творящая и создающая мир; 2) язык в значительной степени приспособлен к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру; 3) неодинаковое членение внеязыкового континуума возникает в период первичной номинации. Оно объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох.

Гипотеза лингвистической относительности дала толчок многочисленным исследованиям проблемы взаимосвязи языка, мышления и культуры, что привело к рождению треть его подхода в объяснении этой взаимосвязи[3]. Исходные идеи этого подхода состоят в следующем:

• 0 язык является составной частью культуры, которую мы наследуем от наших предков;
• 0 язык — основной инструмент, посредством которого мы усваиваем культуру;
• 0 язык — важнейшее явление культуры, поскольку понимание сущности культуры возможно только через рассмотрение явлений этой культуры как кодов, формируемых подобно языку, и естественный язык представляет наиболее совершенную модель такого рода кодов. Поэтому концептуальное осмысление культуры возможно только посредством естественного языка.

Источник: https://studref.com/637322/istoriya/gipoteza_lingvisticheskoy_otnositelnosti_sepira_uorfa

Гипотеза лингвистической относительности. Связь гипотезы Сепира-Уорфа с концепциями «Картина мира» и «Перевод»

Гипотеза Сепира-Уорфа остается актуальной на протяжении долгого времени в лингвистике. С ее помощью ученые исследуют такой концепт когнитивной лингвистики как «картина мира», который до сих пор не до конца изучен. А так же внимания заслуживает вопрос отражения гипотезы в переводе (на примере новеллы Т.Капоте «Завтрак у Тиффани»)

Лингвистическая относительность – центральное понятие этнолингвистики, области языкознания, изучающей язык в его взаимоотношении с культурой.

Идея лингвистической относительности (или лингвистического релятивизма) в основных чертах была сформулирована в работах мыслителей XIX века, например, Вильгельма Гумбольдта, считавшего, что язык является воплощением духа нации [1].

Он говорил, что «Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное» [2].

Идеи Гумбольдта подхватили и развивают до сих пор. Среди наиболее значительных его последователей можно назвать знаменитого немецкого лингвиста Лео Вайсгербера (1899–1985).

Вайсгербер полагал, что каждый язык уникален, и в каждом языке заложена своя так называемая картина мира — культурноспецифическая модель.

Так что можно говорить о том, что способ мышления народа определяется языком, то есть о своего рода «стиле присвоения действительности» посредством языка.

Принцип учения об относительности трансформировался в предположение о том, что чувственное восприятие действительности определяется ментальными представлениями человека. Ментальные представления, в свою очередь, могут изменяться под воздействием языковых и культурных систем.

Поскольку в конкретном языке и, шире, в конкретной культуре концентрируется исторический опыт их носителей, ментальные представления носителей различных языков могут не совпадать.

Принципиальная возможность перевода с одного языка на другой базируется на предположении о том, что существует некоторая система представлений, универсальных для носителей всех человеческих языков и культур или, по крайней мере, разделяемая носителями той пары языков, с которого и на который осуществляется перевод. Чем ближе языковые и культурные системы, тем больше шансов адекватно передать на языке перевода то, что было уложено в концептуальные схемы языка оригинала.

И наоборот, существенные культурные и языковые различия позволяют увидеть, в каких случаях выбор языкового выражения определяется не столько объективными свойствами внеязыковой действительности, сколько рамками внутриязыковой конвенции: именно такие случаи не поддаются или плохо поддаются переводу и интерпретации.

Так, например, в квакиютль – языке североамериканских индейцев, который в течение многих лет исследовал американский лингвист Ф.

Боас, – в глаголе, наряду со знакомыми нам по европейским языкам категориями времени и вида, выражается также грамматическая категория эвиденциальности, или засвидетельствованности: глагол снабжается суффиксом, который показывает, являлся ли говорящий свидетелем действия, описываемого данным глаголом, или узнал о нем с чужих слов. Таким образом, в «картине мира» носителей языка квакиютль особая важность придается источнику сообщаемой информации [4].

Важнейший этап в исследовании языка как средства систематизации культурного опыта связан с работами Э. Сепира. Сепир понимал язык прежде всего, как строго организованную систему, все компоненты которой – такие, как звуковой состав, грамматика, словарный фонд, – связаны жесткими иерархическими отношениями.

• Связь между компонентами системы отдельно взятого языка строится по своим внутренним законам, в результате чего спроецировать систему одного языка на систему другого, не исказив при этом содержательных отношений между компонентами, оказывается невозможным [5].
• Понимая лингвистическую относительность именно как невозможность установить покомпонентные соответствия между системами разных языков, Сепир ввел термин «несоизмеримость» (incommensurability) языков.
• Языковые системы отдельных языков не только по-разному фиксируют содержание культурного опыта, но и предоставляют своим носителям не совпадающие пути осмысления действительности и способы ее восприятия.

В своей статье «Статус лингвистики как науки» Сепир писал: «Реальный мир в значительной степени неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности.

Миры, в которых живут различные общества, – это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками… Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества».

Даже в близкородственных и типологически сходных языках «среднеевропейского стандарта» при сравнении метафорических систем становится заметным несходство отдельных деталей картины мира внутри одной понятийной области.

Например, в русском языке мотивы поступка могут быть скрытыми (недоступными наблюдению и, следовательно, по логике метафоры, недоступными знанию или пониманию).

Английский язык использует в этом значении прилагательное латинского происхождения ulterior, изначально имевшее значение 'находящийся по другую сторону, находящийся за чем-то'.

При этом, чтобы узнать об истинных причинах поступка, в русском языке нужно спросить Что за этим стоит?, а в английском What lies behind it? (буквально «Что за этим лежит?»).

В целом метафорические системы языков «среднеевропейского стандарта» обнаруживают гораздо больше сходств, чем различий, что свидетельствует в пользу правомерности их объединения под этим названием. Тем не менее различия встречаются даже в достаточно близких языках.

Бенджамин Ли Уорф, ученик Сепира, признавал, что язык влияет на мышление и поведение своих носителей (вслед за Гумбольдтом и Сепиром), он обратился к исследованию языков коренных жителей Америки и попытался выяснить, каким же образом различия в грамматических системах и лексике влияют на восприятие мира. Уорфа также волновало то, до какой степени научная картина мира отличается от восприятия мира, основанном, например, на религии, что привело его к изучению языков старинных религиозных писаний.

Самым важным событием для распространения идей Уорфа среди широкой публики была публикация в 1956 году его главных работ о лингвистическом релятивизме в одном томе, озаглавленном «Язык, мышление и реальность».

Выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности поныне сохраняет статус именно гипотезы.

Учитывая положения теории, можно сделать вывод, что языковые системы по-разному отражают социально-культурный опыт людей, их восприятие и осмысление реальности, а, следовательно, и такой концепт как картина мира. Это может привести к недопониманию и расхождению во мнениях, но в повседневной жизни этому факту предается небольшое значение.

Противоположная ситуация возникает при рассмотрении проблем художественного перевода с одного языка на другой, поскольку переводчику необходимо передать настроение, отразить историческую эпоху, воссоздать атмосферу места действия, понять особенности видения мира создателя произведения – все то, что включает в себя понятие индивидуально-авторская картина мира писателя.

Источник: https://novainfo.ru/article/10368